«Ретро ради ретро, ради коммерции мы не издаем»
Текст: Сергей Алексеенко
Иллюстрации из книг и фотография Марии Мелик-Пашаевой (слева) и Татьяны Руденко предоставлены издательством «Мелик-Пашаев»
Издательство «Мелик-Пашаев» возникло в кризисном 2008 году, но, несмотря на все трудности, быстро пришло к успеху. Это небольшой коллектив, выпускающий исключительно иллюстрированные книги. В их активе есть и оригинальные издания («Над водой, на воде, под водой» Николая Ватагина), и переводы мировых бестселлеров («Эрнест и Селестина» Габриэль Венсан, серия о бобре Касторе Ларса Клинтинга), и — что встречает неизменно теплый прием у читателей — качественные переиздания шедевров советской детской книги с иллюстрациями таких мастеров, как Владимир Конашевич, Владимир Лебедев, Юрий Васнецов, Владимир Сутеев, Николай Радлов, Лев Токмаков и многих-многих других. Внимание к иллюстрации закономерно, ведь издательство основано двумя художниками — Татьяной Руденко и Марией Мелик-Пашаевой. С ними мы и встретились.
С ними мы и встретились.Большинство отзывов в Сети на издательство «Мелик-Пашаев» — просьбы. «Переиздайте книгу, которая у меня была в детстве!» Вас в основном воспринимают как издательство, дающее старым книгам новую жизнь.
Татьяна Руденко: Это лишь одна из сторон нашей работы. Наша цель — издавать хорошие иллюстрированные книги для детей дошкольного возраста. Книги, где текст и иллюстрации становятся единым целым. Что это будет — переиздание, новая отечественная литература, переводная — уже второй вопрос.
Значит, мода на ретро для вас совсем не важна?
Мария Мелик-Пашаева: Важно, чтобы это было интересно современному ребенку. Нужна по-настоящему неустаревающая классика. Ретро ради ретро, ради коммерции мы не издаем.
Как же определить, что интересно современному ребенку?
Татьяна Руденко: Это, конечно, очень трудно делать, когда ты взрослый и все забыл.
Мария Мелик-Пашаева: Многие художники и издатели ориентируются в основном на родителей, ведь покупают книжки они. А 90% родителей не помнят, как они воспринимали книгу в 3 года, в 5 лет. Они смотрят сейчас: ах, как мило, как интересно. А будет ли это интересно пятилетнему?..
Татьяна Руденко: Вот мы и пытаемся
увидеть книжку глазами маленького ребенка.
Хотим, чтоб тексты были интересные и неупрощенные. То же с картинками. Можно взять крайне детализированную графику и порадовать взрослых. А ребенку нужно совсем другое. И в этом состоит наша концепция: выдерживать возраст читателя.
Мария Мелик-Пашаева: И никаких заигрываний с родителями! Мы понимаем, что детей в раннем возрасте необходимо привлечь к книге, а сделать это можно только книгой очень хорошей. Для маленьких — это иллюстрация плюс текст.
Так что у книги два автора: художник и писатель.
И они идут на равных. Важно это понимать.
Условия ясны.
Как выглядит результат?
Мария Мелик-Пашаева: Вот одна из наших первых книг. Называется «Ехали машины». Ее мы заказали одному из мощнейших современных живописцев и скульпторов, Николаю Ватагину. Книжка от года до четырех. Казалось бы, полно книг про машинки. Но это только так кажется. Представьте себе: ребенку год. А мальчишка уже интересуется машинками. Сидит в коляске, и когда мимо проезжает автомобиль, он уже тянется за ним, как змея из кувшина, всё внимание туда. А книг для этого возраста практически нет. Есть издания, которые совмещают в себе и книжку, и игрушку — ну, какая-нибудь книжка с колесиками-гуделками, но это еще паллиатив. А мы заказали настоящую книгу. В ней рассказано обо всех машинках — о пожарной, о скорой помощи, даже про эвакуатор есть. Всё нарисовано просто и ясно, без засорения деталями. Хотя все основные составляющие каждой машины на месте.
И такой стиль соблюдается во всех ваших изданиях?
Татьяна Руденко: Нет.
Мы не придерживаемся какого-то одного стиля. Книжки-то разные! Там восточные сказки, здесь современная, тут почти что философская притча, здесь чистый комикс. И стиль рисования всюду свой.
А какой должна быть, на ваш взгляд, детская иллюстрация?
Мария Мелик-Пашаева: Буквально сегодня прочла очень хорошее высказывание художника Владимира Лебедева, классика детской книги, на эту тему. Он говорит, что иллюстрация должна быть таким же орешком, как и для взрослого, только скорлупа у него не должна быть слишком твердой. Дело в том, что у детей еще очень маленький жизненный и визуальный опыт. Появляется в сказке карета, а ребенок не знает, что это.
Значит, карету надо нарисовать так, чтобы было понятно, что это такое за приспособление, как в нее запряжены лошади.
Но в то же время, без натурализма — вот что значит лебедевская скорлупа. Нужен художественный образ кареты, той, что только что из тыквы.
Татьяна Руденко: Иллюстрация, если дословно переводить, происходит от слова «просветлять», «прояснять».
Она поясняет текст, притом даже на уровне эмоций. Если про плачущего зайку написано, а на рисунке он с хлопающими глазками и бриллиантовыми слезками, ребенку это ничего не скажет. А если будут три штриха, но видно, что он плачет, будет понятно. Ну и рисунки должны непременно следовать тексту. Художники любят возражать: «А я так вижу!» Прекрасно, нарисуй картину и выставляй в зале.
При таком подходе нелегко выбрать художника для книги…
Татьяна Руденко: Да, это тяжёлое дело — гармонично соединить труд автора и художника. Классические книжки, которые мы переиздаём, в этом смысле тщательно делались. И мы их примеру следуем: собираем целое совещание и сидим, перебираем, кому заказать иллюстрации.
Мария Мелик-Пашаева: Возьмите переписку К. Чуковского и В. Конашевича — там просто роман. Чуковский пишет: у вас несоответствие, у вас Муха одета в человеческое платье, а ручки у нее, как у противного насекомого, а Конашевич ему возражает.
Татьяна Руденко: У нас был случай: работаем над книжкой дома. Что-то бурно обсуждаем, а мой муж сидит в этой же комнате и слушает краем уха. Потом повисает тишина, и раздается: «Образ зайчика не раскрыт». А мы все это время смотрели на одну картинку, гадали, что же в ней не так.
Мария Мелик-Пашаева: В общем, образ зайчика надо раскрывать — везде, в каждой книге по-своему. Потому что в одной книжке зайчик-дурак, в третьей — наглец, в четвертой вообще побегайчик. Везде разные зайчики.
Сказывается ли такая индивидуальная работа на издательском процессе?
Мария Мелик-Пашаева: Безусловно. И мы с этим мучаемся! Увы, печатать книги с индивидуальными характеристиками обходится издательству очень дорого. Сделали одну книгу квадратной — еще более невыгодно получается.
Татьяна Руденко: Постоянно обсуждаем, как удешевить процесс.
И единственный выход — загонять в серии, сборники. А у нас, допустим, в книжке 32 страницы. Нам разгонять её на 48 или делать 24? И решили: нет, какой книгу задумал художник, такой она и должна оставаться. Представьте, если бы в музее все картины были одинакового размера.
Мария Мелик-Пашаева: И одним художником написанные!
Тем не менее, свои серии у вас есть…
Мария Мелик-Пашаева: Тут надо пояснить: мы против искусственно сделанных серий. Знаете, когда просто делают какую-то рамку, пишут на ней название серии и всё. У нас такого нет. Есть серийные книги английского издательства, есть ретро-издания. Все они были так задуманы художниками изначально. Мы не уродовали эти книги, чтобы втиснуть их в единый формат.
Как вы выбираете книги для ретро-серии, в общем, понятно. А как работаете с иностранными?
Татьяна Руденко: Переводные серии у нас те, что уже опробованы.
И потом, это не значит, что мы купили все выходившие в них книжки.
И как была опробована, скажем, известная серия о бобре Касторе?
Мария Мелик-Пашаева: Ох уж этот бобер Кастор! Это тот случай, когда мы забыли, какими мы были детьми.
Татьяна Руденко: Мы эту серию увидели давно и как-то не решились её брать. В итоге «Кастора» выпустило другое издательство. И тут понеслось.
Мария Мелик-Пашаева: У меня старшему внуку пять лет. Боже мой, мы в семье недоумевали: ну с какой стати мы должны читать по сто раз про то, как бобер Кастор шьет фартук? Что тут может цеплять? А ребенок-то по-другому, оказывается, воспринимает.
C переводом вы работаете так же серьезно?
Мария Мелик-Пашаева: О, вы не представляете, сколько мы сидим с переводом. Иногда мы заказываем работу одному переводчику, а потом, читая текст, понимаем, что не справился, не его это книжка.
Ничего не поделаешь,
приходится расплачиваться с ним, а работу передавать другому.
А книжка, между тем, — пять строчек под картинкой. Зато, я считаю, у нас нет ни одной плохо переведенной книжки. Не то что плохо — необразно. Всё надо учитывать. В одной книге был персонаж, которого звали Перси, и это слишком похоже по звучанию на «персик». И мы всей редакцией придумывали, как его переименовать. Потом мне переводчик звонил: «Еще немного — и я повешусь! Не могу так долго думать над одним именем». В итоге получился дядя Вилли. Такой типично английский дядюшка.
В одном из ваших первых проектов, издании Вильгельма Буша, и вовсе был не перевод, а пересказ…
Татьяна Руденко: Дело в том, что истории Буша про Плюха и Плиха, то есть и Макса и Морица — это истоки детской литературы, любимые книги, например, Александра Блока. По сути это картинки с подписями. Нам этот принцип нравится, но сами тексты, надо признать, очень устарели.
Даже немцам трудно сейчас это читать. Самый известный русский перевод осуществил Хармс — это были «Плюх и Плих». У нас все тексты сделаны Андреем Усачёвым. На оригинальные подписи он не ориентировался, а только на картинки. Сначала мы даже не хотели издавать «Плюха и Плиха», потому что всем известен перевод Хармса. А потом подумали: почему нет? Пусть современный поэт посоревнуется с большим мастером.
Мария Мелик-Пашаева: К тому же мы взяли из сюжетов Буша только те, которые интересны современному ребенку. Такого издания нет и у немцев.
Однако, среди выбранных вами сюжетов есть и довольно суровые — героев даже запекают заживо. Как вы обосновываете допустимость таких историй в детской книге?
Мария Мелик-Пашаева: Об этом любят рассуждать не очень профессиональные психологи! Можно обо всем, если талантливо!
А вообще, случаются проблемы с восприятием иностранного материала у нашей аудитории?
Мария Мелик-Пашаева: Случаются.
Например, наш читатель не привык к тому, что на Западе называется picture books. Когда много иллюстраций, и под каждой — три строчки текста. Наши родители открывают и говорят: «Да тут читать нечего! На один раз книжка». Хотя это как раз и делается с расчетом на то, что двухлетний-трехлетний ребёнок просто сто раз посмотрит картинки без мамы и папы!
Надо сказать, для издательства, ориентированного на дошкольников, у вас очень необычное название. И мужчина такой серьезный на логотипе…
Мария Мелик-Пашаева: Начиналось всё с нас, двух художников-однокурсников. Финансирование — из семьи Мелик-Пашаевых. А фамилия? Мы думали, что будем работать для узкого круга интеллигенции. И здесь фамилия Мелик-Пашаев хороша — запоминающаяся, знаменитая. Дирижер Мелик-Пашаев у многих на слуху, это цепляет. И дядька на логотипе именно поэтому.
Как вы перешли от столь камерного проекта к более обширной деятельности?
Татьяна Руденко: Вы знаете, это само собой произошло.
Пользуются ли успехом ваши оригинальные издания?
Татьяна Руденко: По-разному. «Ехали машины», например, продается медленно. Многим взрослым не нравится — манеру рисования не воспринимают. Зато в доме, где она есть, непременно становится любимой.
А что расходится лучше всего?
Мария Мелик-Пашаева: То, что хорошо знакомо. Классика. Это трагедия, я считаю, потому что
есть очень хорошие книги, но родители о них просто не знают.
И продавцы, которые могли бы посоветовать, — тоже.
Почему так происходит?
Мария Мелик-Пашаева: Чтобы с книгой познакомиться, родителю нужно ее прочитать самому. Где? Как? Не может же он штудировать в «Лабиринте» или в магазине кучу книг, он просто с ума сойдет. А как иначе? Через какие-то блоги, какие-то сайты? К тому же надо разобраться, для какого возраста предназначена книга, это очень трудно.
Читатели, судя по отзывам в интернете, нередко жалуются и на дороговизну ваших книг…
Татьяна Руденко: Мы вкладываем в каждую книгу массу ручного труда и отдаем ее в печать только тогда, когда она полностью сделана. Сроки себе практически не ставим. Главное для нас — качество, а качественный продукт по определению не может быть дешевым. Мы, конечно, пробовали удешевлять процесс, например, печатать в других типографиях, здесь, в России, подешевле. И получили… ну, не явный брак, но работу совсем не того уровня, к какому мы привыкли. Книжка же состоит из мелочей.
Мария Мелик-Пашаева: Чуть-чуть черновато, чуть-чуть замызгано, чуть-чуть сэкономили на цветокоррекции. Три «чуть-чуть» — и нет произведения искусства.
Что происходит в нашей современной детской иллюстрации?
Мария Мелик-Пашаева: Туда пришло огромное количество людей, не понимающих, что такое книга как предмет. Очень много работ живописных, с глубоким пространством, с безумными деталями, всюду напичканными узорами, и всё это непродуманно, не по-книжному. Люди не знают, чем книжное пространство отличается от пространства живописного.
Татьяна Руденко: И экранного. Многие современные художники рисуют на компьютере. То, что хорошо на экране, не обязательно будет так же выглядеть на бумаге. Кроме технических проблем — сам цвет на мониторе и в печати по-разному передается! — есть еще и то самое особое пространство книги. Бывает, получаем книжку и видим: а шрифт-то надо было взять другой. Хотя на экране он смотрелся гармонично.
Мария Мелик-Пашаева: Что уж говорить о том, что в наши дни редко встретишь в книге то, что было в ней всегда: буквицы, концовки, оформление титула, форзаца…
С кем из современных иллюстраторов вы работаете?
Татьяна Руденко: Мы работаем с Петром Багиным — это старшее поколение, с Николаем Ватагиным, с Анной Власовой. Мария Сутягина, совсем молодая художница, нам сделала недавно книгу.
И все-таки издания с современными иллюстрациями у вас в меньшинстве…
Татьяна Руденко: Чтобы сделать такие иллюстрации, какие нам нужны, художнику приходится работать долго. Пётр Багин у нас делает книжку уже второй год. Надеюсь, в этом году сдадим.
Мария Мелик-Пашаева: И дело тут не в том, что он медленно рисует, а в том, что
редакция работает вместе с художником.
Он приходит со своими работами, мы обсуждаем, поправляем, придумываем что-то новое, отвергаем старое, меняем формат.
..
А что современные писатели? Есть кого иллюстрировать?
Мария Мелик-Пашаева: Сегодня не так уж много литераторов работает для маленьких. Если еще есть поэты, то назовите мне, пожалуйста, хорошего современного прозаика, которого не печатают — мы бросимся его издавать. Ищем, ищем, и никак не найдем. Чуковского второго очень хочется. Зато мир стал шире, можно закупать за границей.
повесть, рассказы » Издательство «Время»
«“Проблесковый маячок” — так это у них называется. Всполохи мерцающего сознания: про что была до сих пор твоя жизнь?» Этот вопрос задает себе не только герой новой книги Леонида Никитинского «Белая карета», но и сам автор, известный журналист, сотрудник «Новой газеты». В журналистике категорически запрещено что-нибудь выдумывать — правда и только правда, но в повести или рассказе автор создает целый мир, в котором (если у писателя хватит ума и таланта) та же правда может явиться еще яснее.
У Никитинского всего хватило. Хирург Михиладзе, доктор Лиля и анестезиолог Голубь войдут в вашу жизнь, словно бригада неотложки в распахнутую настежь дверь, — войдут и помогут, если вам плохо, если мутит от окружающей действительности, если смысл существования едва брезжит. «Автор ставит замечательный диагноз сегодняшнему времени, в котором звучит и голос поддавшего с утра народа, и растерянность перед жизнью интеллигента, и осмысленность профессионала, и тоска по мировой культуре. Умная, человечная и нежная книга» (Людмила Улицкая).
Новости, рецензии и отзывы:
Елена Дьякова, «Новая газета» — о книге Леонида Никитинского «Белая карета»: Герои «Белой кареты» Никитинского — как в одном хорошем русском романе 1920-х — рождены одной эпохой, вскормлены другой и пытаются жить в третьей. С переменным успехом пытаются. Повесть и завершается цинковым гробом из Донбасса. «Белая карета» тут — фургон скорой помощи. Трип героев безумен, как маршруты байкеров Хантера Томпсона, отмороженных ангелов ада Америки 1960-х (читать дальше)
Журналист «Новой газеты» Леонид Никитинский создал лиричную повесть о любви и прощании, немного меланхоличную и очень современную.
В тексте слились обе ипостаси автора: и репортерская, и писательская (читать дальше)
«Выдерживают сравнение»: в материале с сайта «Лабиринт» Алла Михайловна Гладкова, директор издательства «Время» — о номинантах на «Большую книгу» (читать дальше)
«Интересное время» с участием Леонида Никитинского (смотреть видео)
Катастрофы реальные и фантастические. Зачем о них читать? Дмитрий Гасин, специально для www.labirint.ru: «Многие читатели уже в зрелом возрасте с удивлением узнают: не всякая литература призвана развлекать. А что же тогда? Учить жизни? Пугать? Без этого тоже никуда» (читать дальше)
Смотрите отзыв читательницы из instagram о романе Леонида Никитинского «Белая карета»: «Читая, я вспоминала мысли свои, других людей о жизни, о будущем нашем, страны. Растерянность, вот что мы все ощущаем, мы не уверены в завтрашнем дне, в своём будущем. Тема политики здесь как второстепенная. Правильно написала о книге Улицкая: «диагноз сегодняшнего времени «.
Точная формулировка этого произведения» (читать дальше)
29 мая 2019 года в отделе ГМИРЛИ имени В.И. Даля «Музей-квартира Ф.М. Достоевского» пройдет Книжный TALK, посвященный вопросам пересечений литературы и медицины. Специальные гости: Леонид Никитинский, Иван Алексеев, Анна Аксельрод (читать дальше)
Из отзывов читателей с сайта «Лабиринт» о романе Леонида Никитинского «Белая карета»: Рецензия Людмилы Улицкой побудила меня погрузиться в чтение «Белой кареты». И я не прогадала: взахлеб, на одном дыхании промелькнули 300 страниц. Ни одной лишней строчки» (читать дальше)
«Время» достойных. О книгах, которые нельзя пропустить (читать дальше)
Ко Дню медика. Литература и медицина в борьбе за хрупкую жизнь. Источник: Labirint Литература и медицина с глубокой древности идут рука об руку: целебные заговоры — это и лекарство, и одни из первых художественных текстов. Конечно, никто их литературными не считал, они возникли до появления литературы как таковой. Но несомненно, что уже тогда воины из стана Асклепия, бога врачевания, переходили в ряды служителей муз (читать дальше)
Когда доктор становится хорошим писателем.
Борис Натанович Пастернак специально для «Лабиринта» рассказывает о книгах «Холода в Занзибаре» и «Белая карета» (читать дальше)
The Carriage House Louisa Hall book reviews: · · · · · · ·
|
| ||||||||||||
Семья Адаир в основном представляет собой группу эгоцентричных, довольно раздражающих людей, которые живут в ветхом доме-маяке и тоскуют по своему родовому каретному сараю.
который в настоящее время ухудшается на собственности их соседей. Умное воплощение классического романа Остин Убеждение , Холлу удается заставить нас читать.
Его дочери были такими блестящими девушками и являются предметом гордости, хотя в двадцать восемь лет Диана уже не
вундеркинд и что-то потерял, несмотря на свои усилия. В то время как Элизабет кажется далекой, возвращаясь из Лос-Анджелеса после неудачного брака, Иззи в восемнадцать лет ведет себя вызывающе и действует в основном сама по себе, без надзора со стороны властей и потерявшись в мире своего собственного изощренного воображения.
Этот проект является панацеей для Уильяма, который чувствует, что теряет своих дочерей в семье, которая, кажется, все больше плывет по течению в море с одной рукой Аделии на румпеле. Результат разрушительный, грандиозная драма столкновений личностей, которые отказываются идти на компромисс или отпускать свое прошлое.
Проблема с этими людьми — да и со всеми персонажами этого романа — в том, что они не такие симпатичные. В то время как история довольно мила и разумно написана, радость Адэров от решения и их откровений приглушена отсутствием простого драматического удовлетворения и подавлена излишним тщеславием и глупостью.Каретный двор Луизы Холл
Мое издание: Мягкая обложка, будет опубликовано 4 июля 2013 г. издательством Viking, 279страницы.
Описание: Уильям Адэйр, патриарх, любящий отец трех девочек, чемпион мужского теннисного клуба с 1967 по 1974 год, просыпается на своей больничной койке и понимает, что его семья менее экстраординарна, чем он думал.
Более тридцати лет его вера в жизнь основывалась на двух непреложных принципах: исключительной красоте и талантах его дочерей и историческом резонансе каретного сарая, построенного его дедом. Теперь оба начали разрушаться.
Все три дочери Адаир, когда-то такие блестящие, вернулись домой; Элизабет, разведенная, но когда-то многообещающая актриса, теннисистка Диана, бросившая университет, и красивая, грустная 18-летняя Изабель. Потеряв отцовскую гордость, они изо всех сил пытаются определить себя, каждый «планета, сошедшая со своей орбиты». А каретный сарай обветшал до неузнаваемости и рискует быть приговоренным.
Чтобы помочь ему выздороветь, дочери Уильяма вступают в битву за каретный сарай и пытаются восстановить часть своих прежних качеств. Рассказанный через чередующиеся точки зрения семьи, драматический пожар вырывает их из их поглощенных собой страданий, и каждый из Адаиров начинает преодолевать свои неверные повороты и находить обещание начать все сначала.
Рейтинг:
Когда-то люди восхищались Уильямом Адэром и восхищались тремя его красивыми, умными и талантливыми дочерьми — Элизабет, Дайаной и Изабель — но многое изменилось с тех пор, как его две старшие дочери покинули дом.
Когда у Уильяма случился инсульт, Элизабет и Дайан возвращаются домой и впервые ежедневно сталкиваются с болезнью Альцгеймера своей матери и видят разрушительный эффект, который она оказывает на их младшего брата, Иззи, и на в меньшей степени Уильям. Мало того, они, наконец, видят себя глазами людей, которые окружали их в детстве, и им приходится столкнуться с тяжелым осознанием того, что они больше не восхищенные девочки Адаир, наполненные всем потенциалом в мире.
Когда-то Элизабет мечтала стать известной актрисой, но теперь она разведенная мать двоих детей. Дайан была вундеркиндом в теннисе, но она изменила курсы, чтобы стать архитектором, и она изо всех сил пытается закончить учебу. Иззи — подросток, живущий дома, но ей тяжело без матери в жизни, и она не может общаться с другими людьми. К отчужденным членам семьи в доме присоединяется Аделия, соседка и подруга детства Уильяма, которая пытается по-своему заботиться о семье.
До инсульта Уильям страстно выступал против сноса каретного дома, который когда-то принадлежал его семье и из-за изменения границ собственности теперь стоит на земле его соседа.
Но когда он возвращается домой из больницы, борьба оставила его тело, поэтому Аделия решает вступить во владение и сплачивает трех дочерей Адаир, чтобы помочь ей спасти каретный сарай. Она надеется, что победа в битве вернет блеск в глаза Уильяма и поможет сестрам вернуть то, что они потеряли.
Что меня больше всего поразило в Каретный двор , так это то, что все без исключения персонажи необъяснимо жалеют самих себя. У них, конечно, были трудности в жизни, но вместо того, чтобы справиться с ними, как это делает большинство людей, они сдались без особой борьбы и даже, кажется, наслаждаются чувством несчастья и неудачи. Из-за этого они больше походили на группу избалованных детей, чем на разносторонних людей, за которых читатель должен болеть.
Роман Луизы Холл — прилично написанный дебют, но долгое время каретный сарай казался тривиальным фокусом как для истории, так и для жизни Уильяма. В сочетании с бессмысленными добавлениями персонажей, такими как смотрительница Луиза, и жалостью к себе со стороны членов семьи Адаир, это вскоре стало утомительным чтением, которое я изо всех сил пытался найти достаточно интересным, чтобы закончить.