Затаившийся у порога | это… Что такое Затаившийся у порога?
«Затаившийся у порога» (англ. The Lurker at the Threshold) — повесть Августа Дерлета и Говарда Лавкрафта, опубликованная в 1945 году. Основной вклад принадлежит Дерлету, который закончил произведение уже после смерти Лавкрафта. «Затаившийся у порога» — одно из самых больших произведений Лавкрафта и Дерлета, писавших преимущественно короткие истории.
Содержание
|
Герои
Действующие
Амброз Деворт — мужчина средних лет, получивший в наследство имение, с которым были связаны загадочные события.
Имел приятный характер.
Стивен Бейтс — двоюродный брат Амброза Деворта, поддерживавший Амброза, когда того одолевали страхи, вызванные пребыванием в имении.
Сенека Лафам — доктор истории, работающий в Мискатоникском университете в Аркхеме.
Уинфилд Филлипс — помощник Сенеки Лафама.
Мисс Бишоп — жительница Данвича, внучка Джонатана Бишопа, занимавшегося чёрной магией.
Квамис — индеец, служивший Элайдже Биллингтону, а затем — Амброзу Деворту. Был перевоплощением Мисквамакуса.
Упоминаемые
Ричард Биллингтон («Хозяин») — предок Амброза Деворта, живший за два века до появления Амброза в имении. Занимался вызовом демонов.
Мисквамакус — индейский колдун, обучавший Ричарда Биллингтона и помогавший ему в колдовских деяниях.
Элайджа Биллингтон — прадедушка Амброза Деворта, живший за век до появления Амброза в имении. Как и его предок Ричард, Элайджа занимался магией.
Лебен Биллингтон — сын Элайджи, дед Амброза.
Лебен жил в имении до 11-летнего возраста и вёл свой дневник.
Уорд Филлипс — Аркхемский священник, подозревавший Элайджу в нечистых деяниях. Предок Уинфилда Филлипса.
Джон Дравен — газетный обозреватель из Аркхема, поддерживавший Уорда Филлипса, вместе с которым они пришли в имение Элайджи с целью изобличить его магические деяния. Дравен загадочно исчез после визита к Элайдже, а спустя полгода был найден мёртвым.
Джонатан Бишоп — друг Элайджи, также занимавшийся колдовством и советовавшийся с Биллингтоном. Как и Дравен, исчез при загадочных обстоятельствах и вскоре был найден мёртвым.
Боги
Йог-Сотот — одно из верховных божеств мифов Ктулху, пытался проникнуть на Землю, вызываемый Ричардом Биллингтоном, а затем — Элайджей и Амброзом. Именно он подразумевается в названии повести.
Ньярлатотеп — посланник богов, воплощение хаоса, был вызван Амброзом во время сомнамбулических ночных выходов.
Оссадаговай — низшее божество, заключённое в «Кольцо Дагона», находившееся возле имения Биллингтона.
Является потомком Цатхоггуа.
Сюжет
Часть 1. Биллингтонский лес
Амброз Деворт получает в наследство имение, находящееся в лесу неподалёку от Аркхема. Имение раньше принадлежало его прадеду Элайдже Биллингтону
Амброз поселяется в имении и задаётся целью узнать больше о своём прадедушке и о странных историях, связанных с ним. Для этого он сначала пересматривает домашнюю библиотеку, полную старинных книг. Но книги мало о чём говорят Деворту. Также Амброз находит дневник своего дедушки Лебена Биллингтона, сына Элайджи. Лебен вёл свой дневник в возрасте от 9 до 11 лет, но при этом записи свидетельствовали о большой смышлёности мальчика. Из дневника Амброз узнал, что кроме Лебена и Элайджи в имении жил индеец Квамис, служивший отцу мальчика.
Несколько страниц было вырвано, а сразу после того места была запись, сильно заинтересовавшая Деворта:
Сегодня сразу после занятий мы вышли в снегопад, и Квамис пошел вдоль болот, оставив меня ждать его на поваленном дереве, которое мне не нравится, и я решил пойти за Квамисом.
Итак, я пошел по следам, которые он оставил на свежевыпавшем снегу, и вскоре настиг его как раз там, куда отец запретил нам ходить, на берегу ручья, отделяющего то место, где возвышается башня. Он стоял на коленях и громко говорил на своем языке, которого я не понимаю, так как мало еще его изучал. Мне послышались слова вроде «Нарлато» или «Нарлотеп». Я уже хотел окликнуть его, как он вдруг заметил меня и, мгновенно вскочив на ноги, подошел ко мне, взял за руку и увел от этого места. По дороге я стал расспрашивать, что он делал — молился или ещё что, и почему он не молится в часовнях, построенных белыми миссионерами для их племени? Он ничего не ответил, лишь попросил меня не рассказывать отцу о том, где мы были, чтобы его, Квамиса, не наказали за посещение того места без разрешения хозяина. Впрочем, эта пустошь среди холмов меня совсем не привлекала, и мне было всё равно, что Квамис бывает там против воли отца.
Следующие записи были довольно банальными, а затем следовали осторожные упоминания о том, что Элайджа узнал о действиях Квамиса и каким-то образом наказал его.
Далее интересными для Амброза оказались упоминания о «странных звуках с холмов». Как писал Лебен, он был разбужен этими звуками вечером и пошёл в комнату отца, но не застал его дома. Записи о звуках повторялись ещё несколько раз. В последней записи дневника указывалось, что Квамис «удалился», а Лебен с отцом уезжают в Англию. Деворт понял, что с его прадедом связано много загадок. Он решает узнать как можно больше о своём предке и о полученном в наследство имении. Амброз стал перебирать бумаги прадеда, но нашёл только один заслуживавший внимания документ, озаглавленный словами О дьявольских заклинаниях, сотворённых в новой Англии демонами в нечеловеческом обличье
Также упоминался индеец Мисквамакус, учивший Ричарда чёрной магии.Затем Деворт отправился в библиотеку Мискатоникского университета, чтобы поискать свидетельства в архивах газет. После долгих поисков он наткнулся на переписку Элайджи с жителями Аркхема — Уордом Филлипсом и Джоном Дравеном. Элайджу обвиняли в причастности к странным звукам, раздававшимся по вечерам в Биллингтонском лесу — так жители называли лес около Данвича, в котором находилось имение Биллингтонов. Как понял Деворт, это были те самые звуки, о которых писал Лебен в дневнике. Сам Элайджа свою причастность резко отрицал и после многократных обвинений предложил Дравену провести расследование в его имении. После расследования Дравен вернулся домой, однако в тот же вечер ушёл из дома, ничего не говоря. Через полгода Джон Дравен был найден мёртвым. Тело было сильно изувечено и выглядело так, как будто смерть наступила всего несколько дней назад. В то же время упоминалось, что семья Биллингтонов отбыла в Англию.
Мой уважаемый друг,
я замечаю, и это в высшей степени странно, что воспоминания о событиях, свидетелями которых мы были сегодня днем, становятся всё слабее. Я не могу найти этому объяснения, но могу добавить, что я вынужден теперь думать больше о нашем бывшем хозяине, грозном Биллингтоне, словно я должен идти к нему, и это неудивительно, ибо он достаточно жесток, чтобы колдовским способом добавить что-нибудь в еду, которую мы ели, дабы ослабить нашу память. Не считай меня больным, мой добрый друг, просто я всецело погружен в воспоминания об увиденном нами в каменном кольце посреди леса, и с каждым уходящим мгновением мне кажется, что эти воспоминания всё более тускнеют…
На этом газетные упоминания об Элайдже заканчивались.
Деворт обследует башню возле дома Биллингтона.
Он обнаруживает в ней необычные узоры на стенах, а также лестницу, ведущую к потолку. Поднявшись по лестнице, Амброз замечает, что один из блоков потолка был положен позже остальных. Он решает убрать блок, после чего внутренность башни становится более логичной: лестница служила для выхода к крыше сквозь отверстие.
Ночью Амброз просыпался несколько раз от чувства, будто за ним наблюдают.
Наутро Деворт отправляется в Данвич, где его прадед Элайджа пользовался большим уважением. Он находит мисс Бишоп, которая рассказывает ему об Элайдже:
Вам-то, конечно, можно спрашивать. Я сама ничего не знаю, но кое-что дошло до меня от родных. Элайджа знал больше любого смертного человека. Он знал больше, чем человеку вообще положено знать. Лучше всех разбирался в колдовстве и путях Старших богов. Мудрый человек был Элайджа Биллингтон. У вас в жилах течет хорошая кровь. Но вы не должны делать так, как делал Элайджа. И помните — вы должны оставить в покое камень, закрыть и запечатать Дверь, чтобы те, Извне, не вернулись.
…
Никто не мог вызвать Его. И Он не смог заставить Элайджу открыть ворота, когда бродил среди холмов с визгом и чертовой музыкой. Элайджа вызвал Его, и Он пришел. Элайджа отправил Его, и Он ушел. Он ушел туда, где выжидает, прячется и ждет сто лет, но дверь не открывается снова, и Он опять может бродить среди холмов.
Мисс Бишоп предупреждала Амброза, что не следует повторять поступки Элайджи. Тот имел дело с могущественным существом, для которого «ничего не значат время и пространство». Женщина говорила загадочно, но Деворт начал понимать, что история гораздо сложнее, чем обычные предрассудки.
На следующий день Амброз получает последнюю партию вещей, доставшихся ему в наследство. Среди них он обнаруживает следующую инструкцию прадеда:
- Не прерывать течение воды вокруг острова, где башня, не беспокоить ничем башню, не умолять камни.
- Не открывать дверь, ведущую в незнакомое время и место, не приглашать Того, Кто затаился у порога, и не призывать к холмам.
- Не беспокоить ни лягушек, особенно лягушек-быков на болотах между башней и домом, ни светляков, ни птиц, называемых козодоями, чтобы всегда сидеть под замком и охраной.
- Не трогать окно с намерением изменить в нём что-либо.
- Не продавать, а также ничего не изменять в расположении собственности (во всяком случае, острова и башни), а также не потревожить окно — разве что уничтожить совсем.
Естественно, такие предписания показались герою очень загадочными.
Наблюдая за окном, упоминавшемся в предписаниях Элайджи, Амброз обнаруживает необычное изображение, проявившееся в окне — одновременно удивительное и пугающее. Это был портрет существа со щупальцами, которые, как казалось, шевелились.
Амброз лёг спать. Ночью он чувствовал, что за ним наблюдают. Проснувшись, Деворт обнаружил, что его одежда разбросана, как будто он надевал её во сне. Наутро Амброз услышал по радио новость об обнаружении трупа сельского жителя, как будто сброшенного с большой высоты.
Ещё Деворт обнаруживает письма Джонатана Бишопа, адресованные прадеду Амброза. В них Бишоп делится с Элайджей своими успехами в вызове существ Извне. В последнем письме Бишоп сознаётся, что он боится вызванного им существа:
…Я полагаю, что подвергаюсь смертельной опасности, и буду рад, если это не так, но я слышал свое имя, названное в ночи Существом не нашей Земли, и очень боюсь, что моё время пришло…
Следующей ночью Амброзу Деворту снился сон, что он выбрался на башню и призывает некое Существо. Когда Существо явилось и потребовало жертву, Амброз направил его в Данвич. Каково же было удивление Деворта, когда утром он снова услышал по радио об исчезновении одного из данвичских жителей. Кроме того, он обнаружил пятна крови в башне. Также были другие свидетельства того, что события происходили не во сне.
Взволнованный всем этим, Деворт написал своему кузену Стивену Бейтсу.
Часть 2. Рукопись Стивена Бейтса
Амброз встретил Бейтса весьма враждебно, что никак не соответствовало письму Деворта с просьбой составить ему компанию. Ночью Деворт пытался выйти из дома в сомнамбулическом состоянии, но брат остановил его. Также Деворт произносил во сне странные цитаты, записанные Стивеном:
1. Чтобы угодить Йог-Сототу, подожди, пока Солнце будет в пятом доме, а Сатурн — в третьем, а затем сотвори пентаграмму из огня, трижды сказав девятый стих. Стих этот повторяй на каждом распятии в конце Дня Всех Святых, и тогда это создание будет ждать во Внешнем Пространстве за воротами, у которых Йог-Сотот состоит стражем.
2. Он владеет знанием, ему ведомо, где проходили к нам Властители Древности и в каком месте они прорвутся вновь.
3. Прошлое, настоящее, будущее — всё едино в нём.
4. Обвиняемый Биллингтон отрицал, что он является причиной этих звуков, вследствие чего последовали сразу великое хихиканье и смех, которые, к счастью для него, только ему и были слышны.
5. Ах, ах! — запах! Запах! Ай! Ай! Ньярлатотеп!
6. То не мертво, что вечность охраняет, смерть вместе с вечностью порою умирает.
7. В своём доме в Р’лайхе — в своём огромном доме в Р’лайхе — он лежит не мёртвый, но во сне…
На следующий день Стивену удалось успокоить кузена. Деворт поделился с братом своими мыслями о том, что в доме Биллингтона происходит что-то странное. Стивен и сам почувствовал злую атмосферу этого дома:
И вдруг, стоя там, под свежим ветром, дующим из окна, я почувствовал, как на меня накатывают волны чёрного зла, рвущегося из глубины этого пленённого лесом дома, зла такого насыщенного и всепроникающего, что оно поднимало с самого дна души дикое отчаяние и отвращение. Это было не фантазией, но осязаемой реальностью, поскольку свежий воздух, втекавший в открытое окно, отчётливо контрастировал с облаком зла, ужаса и мерзости, растекающимся по комнате. Я чувствовал, как зло струится из стен, словно невидимый туман. Я бросился от окна в зал — там было то же самое, спустился по лестнице в темноту, но ничего не изменилось — везде, во всем этом старом доме гнездилось враждебное и ужасное зло, и именно оно, без сомнения, так действовало на моего кузена.
Утром Стивен решил прогуляться с Амброзом в имении. Подходя к притоку возле башни, Амброз случайно сказал: «Вот мы и у Мисквамакуса». Стивен был очень удивлён, поскольку название притока не было известно братьям. Складывалось впечатление, что сознанием Деворта завладевал кто-то другой.
Стивен читает копию «Некрономикона», найденную в имении. Там он встречает упоминания о Йог-Сототе и Ньярлатотепе, которых называл его двоюродный брат. Но общей картины Бейтсу построить не удаётся. В частности, он не понимает, почему Амброз меняется.
Приближается зима, выпадает первый снег. Деворт совершает ещё одну ночную сомнамбулическую вылазку. На этот раз Стивен решил не останавливать Амброз. Наутро Стивен Бейтс решает пройти по следам кузена — они приводят к башне. Там Бейтс обнаруживает гигантские следы, явно неземного происхождения.
Бейтс понимает, что странные события, а также метаморфозы Деворта связаны с его пребыванием в доме Биллингтона. Стивен при первом удобном случае предлагает Амброзу провести зиму в Бостоне, где живёт сам Стивен.
Деворт на удивление легко соглашается. Зимой состояние Амброза Деворта идёт на поправку, однако весной тот ощущает странную тоску по дому Биллингтона.
Братьям приходится вернуться в Биллингтонский лес. При возвращении поднялся лягушачий хор, который Деворт воспринял как приветствие в его адрес. Бейтс, в свою очередь, очень удивлён небывалой активностью лягушек — ведь была ещё ранняя весна. Невольно вспоминается предписание Элайджи по поводу лягушек и прочей живности. Также он встречает странного мальчика Лема Уотли, который заявил, что «лягушки озвещают о Его прибытии».
Стивен Бейтс решил поехать в Данвич, как за год до этого сделал его двоюродный брат. Там он находит мисс Бишоп, и расспрашивает об Элайдже Биллингтоне и связанных с ним происшествиях. Старуха разговорилась, и поведала Стивену о «Тех, кто Вовне». Она рассказала, что это «Они» забирали людей, которых потом находили мёртвыми и как будто сброшенными с большой высоты. Со слов мисс Бишоп, эти существа забирают душу человека, но возвращают тело.
При этом обычно человека хватает ненадолго (около полугода), поскольку люди слишком слабы для этих существ.
Также Бишоп сказала, что Элайджа был далеко не первым, кто общался с «Внешними» существами. До него это делал Ричард Биллингтон, также именуемый Хохяином. Ричард был очень могущественным магом и много раз перевоплощался. Только Элайджа смог перехитрить Хозяина и не стать забранным с Земли. Также мисс Бишоп сказала, что Хозяин возвращается вновь.
Бейтс возвращается к Амброзу и снова наблюдает ночную прогулку брата. На этот раз Стивен созерцает ужасное зрелище:
Мой кузен был не один.
Его окружали вытягивающиеся наросты (я не нахожу другого слова), не имевшие, казалось, ни начала, ни конца и постоянно меняющиеся, они были явно живые. Каждый нарост, я бы сказал, одновременно походил на змею, крысу и огромное аморфное чудовище из тех доисторических времён, когда твари ещё не покинули первоначальные топи. Вокруг Амброза я мог видеть и другие, не поддающиеся описанию, существа.
На самой крыше, по обе стороны от кузена, располагались два жабоподобных создания, они непрестанно изменяли свой облик, и от них исходили, непонятно каким образом, визг и жуткое завывание, которое вплеталось в лягушачий хор, поднявшийся теперь до высот настоящей какофонии. А в воздухе около Амброза парили змееподобные создания с уродливыми головами и непропорционально большими когтистыми нижними конечностями, они с лёгкостью держались в воздухе при помощи чёрных эластичных крыльев необычайной, чудовищной величины.В конце появляется существо, сопровождаемое звуками флейт. Это был один из верховных богов — Ньярлатотеп.
Затем Стивен Бейтс услышал, как его кузен вернулся в сопровождении странного существа. Амброз говорил не своим голосом, а существо называло его Хозяином. Существом оказался тот самый Оссадаговай, вызванный Ричардом Биллингтоном, а затем заключённый в Кольцо Дагона двести лет назад.
Наутро Амброз заявил, что нашёл себе помощника — индейца по имени Квамис.
Часть 3. Рассказ Уинфилда Филлипса
Стивен Бейтс приходит в Мискатоникский университет к доктору Сенеке Лафаму и его помощнику Уинфилду Филлипсу. Бейтс рассказывает все свои наблюдения, и Лафам очень заинтересовывается этим рассказом. Доктор советует Бейтсу уехать к себе в Бостон.
После ухода Бейтса Лафам рассказывает Уинфилду обширные сведения о древних культах и богах, в частности, об упоминаемых в «Некрономиконе». Уинфилд сомневается в правдоподобности таких сведений и их отношению к данной истории, но доктор настроен очень серьёзно. Лафам отмечает, что этих наблюдений достаточно для разгадки, но Стивен не сделал правильных выводов из-за страха перед неизведанным. Сам Лафам, благодаря познаниям в сфере древних культов, делает правильные выводы, что исчезновения людей связаны с Властителями Древности — в частности, Йог-Сототом и Ньярлатотепом. Также доктор находит очевидным, что Амброзом завладел Ричард Биллингтон, а индеец Квамис — это тот самый Мисквамакус, помогавший Ричарду, а спустя сто лет — Элайдже.
Вскоре Стивен Бейтс исчезает, оставляя Лафаму записку:
Он натравил Его на меня. Первый раз мимо. Знаю, Он найдет меня. Вначале — солнце и звезды. Затем — запах, о Господи, этот запах — как от чего-то, рождённого слишком давно. Побежал, едва увидел неестественный свет. Выбрался на дорогу. Он мчится за мной, как ветер в деревьях. Опять запах. Солнце взрывается, и Существо материализуется ИЗ СОЕДИНЯЮЩИХСЯ ДРУГ С ДРУГОМ КУСКОВ! Господи, я не могу…
Лафам понимает, что Ричарда Биллингтона, вселившегося в Амброза, нужно остановить. Вместе с Уинфилдом он надевает браслеты с серым камнем, дающим защиту от потусторонних сил. Они идут в дом к Амброзу, спрашивая, где находится Бейтс. Амброз отвечает, что Бейтс у себя в Бостоне. Доктор протягивает хозяину руку на прощание, но тот отдёргивает свою руку. Лафам окончательно убеждается, что Амброз попал под влияние своего предка.
Вечером он идёт к дому Биллингтона вместе с Уинфилдом. Доктор Лафам берёт с собой пистолет, заряженный серебряными пулями.
Биллингтон в лице Амброза вместе с индейцем Квамисом совершают молитву Йог-Сототу и Оссадаговаю. Доктор Лафам стреляет в обоих из пистолета. Амброз погибает, а Квамис рассыпается в прах. Затем Лафам и Филлипс закрывают отверстие в башне камнем, хоронят Амброза Деворта, разрушают башню и разбивают окно в кабинете Биллингтона. После этих действий мир становится защищённым от Йог-Сотота и других существ Извне.
Признаки, характерные для Мифов Ктулху
Произведение написано в жанре лавкрафтовских ужасов, также известном как Мифы Ктулху. Дерлет пытается строго наследовать стиль Лавкрафта — использует длинные предложения, вставляет красочные описания обстановки. Характерными для мифов Ктулху являются такие признаки:
- Присутствие богов «лавкрафтовского пантеона»: Йог-Сотота, Ньярлатотепа.
- Апологии к «Некрономикону».
- Места действия: Аркхем, Данвич.
- Время действия: 1920-е годы.
- Упоминание «неописуемого ужаса»: порой автор отказывается описывать события ввиду предполагаемой невозможности их словесной передачи. (Например, слова Уинфилда Филлипса: «События того вечера я могу описать только весьма приблизительно».)
- Образ «героя, вооружённого знаниями» — доктора Лафама. У Лавкрафта подобными героями были доктор Эрмитедж из «Ужаса в Данвиче» и доктор Виллетт из «Случая Чарльза Декстера Варда».
(Например, слова Уинфилда Филлипса: «События того вечера я могу описать только весьма приблизительно».)Вопрос об авторстве Лавкрафта
По словам самого Дерлета, он написал «Затаившегося у порога» на основе черновых записей Лавкрафта, оставшихся после его смерти. В таком случае указание на Лавкрафта, как на соавтора произведения ошибочно, и многие критики впоследствии обвиняли Дерлета в том, что он упомянул своего «учителя» для большей популярности своего произведения.
Особенности
В повести использован довольно редкий приём «повествования от разных первых лиц» — в разных частях местоимение «я» связывается разными персонажами.
Дерлет вносит большую динамичность, не свойственную его предшественнику. Повесть приобретает признаки детектива, в котором события стремительно развиваются, заставляя читателя думать над разгадкой.
Источник
- А. Дерлет, Г. Ф. Лавкрафт «Затаившийся у порога»
Говард Филлипс Лавкрафт, Август Дерлет Таящийся у порога Единственный наследник Иные дома, подобно иным людям, способны однажды раз и навсегда снискать себе репутацию обиталища сил зла. Наверное, все дело в своеобразной ауре злодеяний, свершившихся некогда под их крышами, – она-то и пробуждает в вашей душе необъяснимый страх спустя много лет после того, как реальные злодеи во плоти и крови покинули этот мир. Флюиды темных страстей убийцы и предсмертного ужаса его жертвы проникают в ваше сознание, и вы, не имея никакого отношения к некогда совершенному здесь преступлению, внезапно чувствуете, как напряглись ваши нервы, забегали по телу мурашки и похолодела в жилах кровь… Алджернон Блэквуд После той жуткой ночи, заставившей меня бежать прочь из Провиденса, я твердо решил никогда более не возвращаться к тайне дома Шарьера. Знатоки старины, как правило, гораздо больше интересуются самими древними домами, нежели историческими сведениями о них, притом что любой исследователь, занимаясь историей людских обиталищ, имеет шансы столкнуться с тайной куда более важной и увлекательной, нежели дата сооружения какого-нибудь флигеля или имя кровельщика, возведшего двускатную крышу, и найти разгадку этой тайны, какой бы невероятной, ужасающей или даже, кто знает, дьявольской она ни была. Я приехал в Провиденс, штат Род-Айленд, в 1930 году, намереваясь пробыть в нем лишь несколько дней и затем отправиться в Новый Орлеан. Но мои планы переменились в первый же день, когда я увидел дом Шарьера на Бенефит-стрит, – так неожиданно и бесповоротно может завладеть сердцем любителя старины только какой-нибудь необычный дом на улице новоанглийского города, явно выделяющийся на фоне соседних зданий своим почтенным возрастом и окруженный некоей не поддающейся определению аурой, отталкивающей и притягательной одновременно. Информация, которую я получил о доме Шарьера (что в нем якобы обитает нечистая сила), мало чем отличалась от почерпнутых мною в «Журнале американского фольклора» сведений о большинстве старых, покинутых людьми жилищ – будь то землянки австралийских аборигенов, хижины полинезийцев или примитивные вигвамы американских индейцев. В доме Шарьера, конечно же, не водилось нечистой силы в прямом смысле этого слова. По его комнатам не бродили, гремя цепями, угрюмые призраки, в полночь под его крышей не раздавалось страшных завываний, и замогильные силуэты не вставали в колдовской час, неся гибельное предупреждение. Но нельзя было отрицать того, что некая мрачная аура – зла? ужаса? неких сверхъестественных явлений? – витает над домом, и, не надели меня природа достаточным хладнокровием, этот особняк, без сомнения, давно бы свел меня с ума. В сравнении с другими домами подобного рода этот обладал не столь ощутимой аурой, но в то же время он прямо-таки давил на сознание своей, если хотите, старинностью – нет, не тяжестью веков своего существования на этой земле, но глубочайшей седой древностью несравненно более ранних эпох бытия, когда мир был еще совсем молодым; и это показалось мне странным, ибо дом, как бы ни был он стар, все же вряд ли стоял здесь более трех столетий. Я не мог сдержать восхищения, увидев его в первый раз, и это было восхищение знатока, нежданно-негаданно встретившего среди скучных зданий типичной новоанглийской постройки замечательный образец архитектуры XVII века в квебекском стиле, о котором я имел вполне отчетливое представление, ибо в Квебеке, да и в других старых городах Северной Америки, бывал много раз. В Провиденсе же я оказался впервые; впрочем, в мои намерения не входило останавливаться здесь надолго – меня ждал Новый Орлеан, а Провиденс был всего лишь промежуточным пунктом, куда я завернул, чтобы проведать своего старого друга, тоже весьма известного антиквара. Направляясь к нему на Барнз-стрит, я и наткнулся на дом, о котором веду сейчас свой рассказ. С первого взгляда на него я понял, что он стоит незаселенным, и, позабыв о запланированной поездке в Новый Орлеан, тут же решил снять его для себя и пожить в нем некоторое время. Быть может, это желание, будучи минутной блажью, так и осталось бы неосуществленным, если бы не та странная неохота, с которой Гэмвелл (так звали моего друга) отвечал на мои настойчивые расспросы об этом особняке. Гэмвелл сказал, что владельцем дома был некий Шарьер, французский хирург, в свое время приехавший сюда из Квебека. – А кто его построил? – спросил я. Но этого мой друг не знал. Единственным именем, которое он назвал мне, было имя Шарьера. – Это был высокий человек с грубой, словно потрескавшейся кожей, – сказал он. – Видел я его от силы два-три раза, но никто не может похвастаться тем, что встречал его чаще. Он тогда уже оставил свою практику. Далее я узнал, что к тому времени, когда мой друг начал проявлять интерес к необычному особняку, Шарьер уже жил там – возможно, вместе со старшими членами его семейства, хотя относительно последних у Гэмвелла не было твердой уверенности. |
Ни один здравомыслящий человек не стал бы цепляться за подобные воспоминания, а, напротив, постарался бы как можно скорее от них избавиться или, в крайнем случае, убедить себя в их нереальности. И все же мне придется поведать миру о своем недолгом знакомстве с таинственным домом на Бенефит-стрит и о причине панического бегства из его стен, ибо я считаю своим долгом спасти невиновного человека, оказавшегося на подозрении у полиции после безуспешных попыток последней найти объяснение одному слишком поздно сделанному ужасному открытию. Именно я стал первым из живых людей, кому выпало собственными глазами увидеть весь этот кошмар; а то, что от него осталось несколько лет спустя, когда дом был передан в собственность города, наверняка являло собой лишь бледную тень былого ужаса.
Имя Элайджи Этвуда кое-что значит в среде истинных любителей старины; из соображений скромности не стану распространяться здесь о собственной персоне, но думаю, не будет зазорным упомянуть о том факте, что в справочниках по антиквариату вашему покорному слуге уделен не один абзац.
Не хочу распространяться здесь о призраках, однако скажу, что мой богатый жизненный опыт позволяет вспомнить кое-какие явления, необъяснимые с научной точки зрения; хотя, с другой стороны, обладая достаточно трезвым умом, я верю в то, что рано или поздно, когда наука сделает очередной шаг вперед, эти объяснения будут найдены.
Более того, я почувствовал, что мой приятель не желает, чтобы я даже близко подходил к этому дому. Боюсь, впрочем, показаться несправедливым по отношению к бедняге – ведь тогда дни его были уже сочтены, хотя оба мы еще не подозревали об этом. Гэмвелл принял меня не в кабинете, а в спальне, и я, пристроившись у изголовья больного, вскоре завел речь о доме, предварительно весьма подробно обрисовав его для безошибочной идентификации – ведь я не знал тогда о нем ровным счетом ничего, в том числе и названия.
Три года тому назад, в 1927 году, этот мрачный отшельник тихо скончался; во всяком случае, местная «Джорнел» настаивала именно на упомянутой дате – к слову сказать, единственной дате, сообщенной мне Гэмвеллом; все остальное было сокрыто пеленой неизвестности. За все время, прошедшее после смерти отставного хирурга, в доме лишь однажды поселились жильцы – семья заезжего адвоката, однако уже через месяц они уехали оттуда, жалуясь на сырость и неприятные запахи. С тех пор он так и стоит пустым. От сноса его спасает то, что доктор Шарьер, оставив после себя солидную сумму, поручил одной юридической конторе своевременно выплачивать из нее все налоги в городскую казну в течение, как говорили, двадцати лет, обеспечивая тем самым сохранность дома на случай, если объявятся наследники доктора – кто-то припомнил в этой связи, что в письмах покойного хирурга содержались туманные намеки на некоего племянника, якобы состоящего на военной службе во Французском Индокитае. Однако племянник так и не объявился, и дом был оставлен в покое до истечения указанного в завещании доктора Шарьера срока.
Притаившись на пороге слухового здравомыслия
«Это далеко вниз…»
А на дне лежит существо, известное как Амбиент. Неопознанные звуки выплывают из гулкой бездны, одновременно пугая и соблазняя воспринимающего. Затем звучит зов глубокого, темного, гулкого басового зверя, называемого синтезатором, и тон задается. В этом мире мелодия едет на заднем сиденье, а атмосфера удобно сидит за рулем, и вам не кажется, что это дает вам душевное спокойствие, которое приходит, когда вы знаете свой конечный пункт назначения. Liminality — это путешествие через безумие, где вы должны пробираться через путаницу и двусмысленность, и Cabaal готов вознаградить вашу стойкость на каждом этапе пути.
Лиминальность о настроении.
Речь идет о том, чтобы позволить разуму создавать целые среды, богатые текстурой и готовые к исследованию. Cabaal, вырезанный непосредственно из ткани Брайана Ино и Boards of Canada, точно демонстрирует необузданную творческую силу минимализма. Этот новый EP — третий релиз Cabaal, и опыт показывает. Он лучше знаком со своей собственной техникой записи и оборудованием, и в результате получилось самое зрелое творение в репертуаре Cabaal. Наслоение гораздо более тонкое, с учетом баланса, который обеспечивает мощные и точные звуковые ландшафты.
Музыка в стиле эмбиент может быть такой динамичной в своей поверхностной простоте. Биты и хуки не собираются никуда исчезать в ближайшее время, позволяя вам размышлять о центральных элементах песни, пока она звучит, но самые мельчайшие тона и качества, лежащие в основе жанра, мимолетны, и каждое из них должно быть принято. на его короткую жизнь, прежде чем он будет возвращен в музыкальную пустоту. Это растяжение воспринимаемого пространства и времени является сущностью Кабаала и сущностью Лиминальности 9.
0008 .
Сделанный полностью в небольшой импровизированной студии Кабаала в студенческой квартире в Оттаве, Liminality не производит впечатления дилетантства. Нет никаких сомнений в высокой точности музыки Cabaal, а пристальное внимание к деталям, которое абсолютно необходимо в эмбиент-музыке, привело к созданию чуда собственного производства с очень ограниченными ресурсами. Тот, кто решит внимательно вслушаться в восхитительно странные моменты (дефицита нет, выбирай сам), найдет терзание через напряжение и диссонанс, но найдет развязку в каждом треке.
Пока вы грызете ногти в ожидании Завтрашнего урожая , вам стоит попробовать Liminality . Хорошая новость: вся музыка Cabaal доступна для бесплатного скачивания здесь! Также не забудьте застать его сет в эту пятницу вечером в Mugshots в Оттаве!
Много любви
~Dave
youtube.com/embed/b14vdyN9NM0?version=3&rel=1&showsearch=0&showinfo=1&iv_load_policy=1&fs=1&hl=en&autohide=2&wmode=transparent» allowfullscreen=»true» sandbox=»allow-scripts allow-same-origin allow-popups allow-presentation»> Нравится:
Нравится Загрузка…
ICE3: Accepted Papers — Savin-Baden & Sinclair
вернуться к списку принятых работ
Магги Савин-Баден, Кристин Синклер; Кристин Чемберс и второе дыхание
скачать полную статью в формате PDF
В этом документе представлены наши взгляды на то, как быть учащимися относительно новой и инновационной магистратуры в области электронного обучения. Мы изучаем основные причины, по которым мы взялись за этот курс, особенно потому, что мы оба достаточно опытные ученые, но, возможно, более интересно, что в статье также исследуется, когда и как мы испытали «застревание», а также конкретные катализаторы, которые привели к застреванию.
Предоставляя размышления об одном и том же курсе с двух разных точек зрения, мы можем выделить как общий опыт, так и очень разные реакции, вызванные одними и теми же катализаторами.
Статья начинается с представления нашей позиции ученых и учащихся. Мы пришли на этот курс с различными профессиональными и личными мотивами, включая любопытство, стремление к личному обучению и развитию, а также исследование опыта высшего образования. Оба автора используют пространственные метафоры, размышляя об обучении студентов (например, Савин-Баден, 2008): наши собственные встречи с новыми видами учебных пространств расширили эти метафоры и дали нам новые инструменты для исследования полезности «киберпространства». как концепция.
Мы особенно изучаем понятие «тишины в онлайн-пространствах» и предполагаем, что, будучи студентом электронного обучения, иногда можно почувствовать себя в тишине. Как это ни парадоксально, онлайн-пространства также могут казаться очень шумными местами, где многие люди «разговаривают» одновременно и используют язык, который может быть частично чуждым.
Например, Phipps (2005) обсуждал понятие «звуки» в академических кругах и утверждает, что изменения в звуках оказывают несколько бесполезное влияние на качество академической жизни. Работа Фиппса, хотя и направлена на деконструкцию звуков, во многом относится к влиянию шума на учебные пространства. Например, понимание и построение концепции учебных пространств рассматриваются не просто как создание психического и физического дисбаланса из-за академического шума, но как расположение или создание пространств, в которых можно слышать вещи по-другому. Мы должны были попытаться решить для себя, как мы хотим быть в этих пространствах и как мы хотим общаться с другими, которые уже там. Неизбежно, мы иногда застревали.
В статье делается попытка очертить формы застревания, с которыми мы сталкивались, и определить катализаторы этих форм. Как учащиеся мы застряли по разным причинам: у нас были проблемы с доступом к учебным пространствам; когда мы были в космосе, мы не знали, что мы «должны» делать; у нас были эмоциональные реакции на определенные аспекты участия, которые мешали нам развивать их дальше.
В документе перечислены и проанализированы следующие проблемы как потенциальные катализаторы этого чувства застревания:
Наша способность связать все вышеперечисленное с тем, что мы читаем как учащиеся, так и ученые, особенно работа над лиминальностью, порогами и идентичностью (Meyer and Land, 2003; Waskul, 2005).
Мы предполагаем, что вышеупомянутые катализаторы, вероятно, являются обычным опытом для студентов, и не только в онлайн-пространствах. Это включает в себя заключительные моменты, в которых возникают проблемы с идентичностью, возникающие в результате академического чтения, которые могут противоречить существующим способам видения мира.
Такие катализаторы способствовали сдвигу в лиминальные состояния, приводя к лиминальным идентичностям, которые на протяжении большей части курса приводили к «хронической неуверенности» в отношении самих себя и наших отношений с новым окружением. Состояние лиминальности, как правило, характеризуется сбрасыванием старых идентичностей, колебаниями между состояниями и личной трансформацией.
Таким образом, лиминальные пространства представляют собой подвешенные состояния и выполняют преобразующую функцию, когда кто-то переходит из одного состояния или положения в другое. Взаимодействие с лиминальными пространствами может потребовать выбора, но в случае с проблемными пространствами они чаще всего являются «застрявшими местами» (Ellsworth, 19).97). Тем не менее, эта концепция застрявших мест, по-видимому, подразумевает, что застревание — это место, куда вы путешествуете, тогда как застревание или дизъюнкция часто представляют собой положение, в котором вы, как кажется, оказываетесь, часто несколько неожиданно. Подготовки почти нет (если она вообще есть), и может быть из-за этого дизъюнкция происходит там, где люди находятся до того, как они достигают порогового пространства, вызванного пороговой концепцией или новым обучающим опытом. Таким образом, для нас, преодолев шок от дизъюнкции, мы обнаруживаем, что пересматриваем свою позицию. Таким образом, хроническая неуверенность и лиминальные состояния не обязательно должны рассматриваться как негативные описания того, где мы находимся: в документе идентифицируется связанное с этим возбуждение и стимуляция, вызванные этими состояниями.
В заключительном разделе документа предполагается, что отчасти застревание, с которым мы столкнулись, связано с новой формой сокрытия: сокрытием цифровых порогов двумя ключевыми способами:
Избегание участия в некоторых видах деятельности, потому что они кажутся слишком трудными и сложными
Чрезмерное участие в мероприятиях, потому что они были веселыми и раздражающими; и бросил вызов нашему предположению о нас самих, нашем обучении и нашей жизни.
У нас разные представления о том, что мы были «готовы» сделать: какие учебные пространства можно расширить и с какой подсказкой. Наши примеры включают экскурсии в Second Life и переходы по ссылкам и лидам, предоставленным другими студентами. Мы по-разному экспериментировали с различными функциями онлайн-пространств и осознаем влияние нашего существующего опыта на уровень нашей вовлеченности.
Ссылки
Элсворт, Э.